Учёный-публицист Александр Храмов — о вере и науке

Грядёт главный православный праздник – Пасха, воскресение Христа из мёртвых. Опровергла ли наука существование Бога? Правда ли, что среди технарей и естественников трудно встретить верующего? Препятствует ли христианство естественно-научному знанию? Что движет людьми, активно «проповедующими» атеизм? Гость «АН» – кандидат биологических наук Александр ХРАМОВ, представитель научно-популярного литературного жанра, автор книг «Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?», «Краткая история насекомых» и др.

— Александр, вы палеонтолог, то бишь учёный-естественник, – и в то же время христианин. Правда ли, что верующие среди технарей и естественников (верующие не в абстрактный «высший разум», а во Христа и Его воскресение) встречаются гораздо реже, чем среди гуманитариев?

– Мне не известна какая-либо статистика на этот счёт. Среди палеонтологов, которых знаю лично я, есть как воцерковлённые люди, так и те, кто откровенно недолюбливает православие, а большинство располагаются где-то между. Вообще же, согласно исследованиям, уровень религиозности учёных в целом действительно ниже по сравнению с остальным населением, однако это различие ярко выражено лишь в западных странах, а в развивающихся, таких как Индия или Турция, оно совсем незначительно. Более того, на Тайване, например, процент верующих среди учёных даже выше среднего. И в США образовательный уровень положительно коррелирует с религиозностью: те, кто окончил колледж, ходят в церковь чаще, чем люди, чьё образование ограничивается средней школой. Так что нельзя сказать, что вера в Бога – это удел тупых и необразованных.

– Учёные-атеисты, такие как Ричард Докинз или Стивен Хокинг, у всех на слуху, а другие писатели-учёные – те, которые полемизируют с атеизмом, – не столь популярны. Кого из них вы бы порекомендовали нашим читателям?

– На Западе немало выдающихся учёных, которые высказываются в защиту религии. Например, знаменитый палеонтолог Саймон Конвей Моррис. Или генетик Френсис Коллинз, руководивший проектом по расшифровке человеческого генома. Или философ Уильям Лейн Крейг. Упомянутый вами Докинз даже боится с ним дебатировать, но, к сожалению, Крейга в России знают плохо. Работы Докинза активно переводились на русский язык при поддержке фонда «Династия», который потом одним из первых угодил в список иноагентов, а того же Крейга у нас продвигать было просто некому.

– Однажды мне повстречался атеист, который стоял на улице с какой-то макулатурой в руках и «проповедовал» свои взгляды. Когда я спросил, зачем он «проповедует», то услышал в ответ примерно следующее: «Я желаю людям счастья, а быть счастливым можно только в том случае, если не веришь в загробную жизнь». Александр, какова, на ваш взгляд, мотивация коллективного Докинза?

– Мотивация лидеров атеистического движения вполне понятна: они просто хотят попиариться, и это им вполне удаётся. Например, книга Докинза «Бог как иллюзия» стала бестселлером, по всему миру проданы миллионы экземпляров – представьте, какие это гонорары, какая публичность. Кстати, на христианство титулованные атеисты нападают гораздо чаще, чем на ислам, – оно и понятно. В отличие от христиан некоторые мусульмане за насмешки над своей верой могут и голову отрезать.

В то же время не могу понять мотивацию атеистов, которые идут на мученичество ради своих идей. А ведь были и такие. Например, в XIX веке редакторы английской атеистической газеты «Оракул разума» сидели в тюрьме за свои взгляды (тогда в Англии ещё действовали законы, карающие за богохульство). Если за гробом ничего нет, то это совершенно нерациональное поведение: надо как можно лучше устроиться в этой жизни, а не лезть на рожон. Ну а думать о чужом счастье – довольно бессмысленное занятие, если каждый из нас – это не больше чем сгусток материи, возникший в результате борьбы всех против всех.

– А какова, Александр, ваша мотивация, когда вы полемизируете с подобными авторами?

– В одном из псалмов есть такие слова: «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи?..» Это мой христианский долг – не оставлять без ответа публичные атаки на Бога и верующих в Него. К тому же меня просто по-человечески раздражает, что пропагандисты атеизма бесстыдно прикрываются авторитетом науки, к которой часто не имеют никакого отношения. Нападая на веру, они делают вид, что говорят от имени науки и, следовательно, от моего имени тоже, а мне это категорически не нравится.

– Тезис, что для объяснения мира является лишней гипотеза о существовании Творца, основан на методологическом принципе «бритва Оккама», который звучит так: «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости». Вы не сторонник этого принципа?

– Я считаю, что «бритвой Оккама» нельзя размахивать, когда речь идёт о метафизике и онтологии. Иначе нам придётся признать, что необязательной гипотезой является сама внешняя реальность. Представьте, что звёзды, животные, наше собственное тело – только сон или галлюцинация. Это ведь будет очень экономное мировоззрение, мы вычеркнем великое множество вещей, существующих независимо от нашего восприятия!

Кроме того, я совсем не уверен, что Бог-Творец – это менее экономное объяснение тонкой настройки Вселенной, чем популярная сейчас теория мультиверсума. Если верить этой теории, то каждую секунду из вакуума возникает великое множество вселенных, никак не сообщающихся между собой. Большинство этих вселенных абсолютно безжизненны, но некоторые из них, включая нашу, по чистой случайности оказались пригодными для возникновения разумных организмов. Не проще ли признать, что вместо бесчисленных вселенных существует один разумный Творец, который и создал наш мир, просчитав физические постоянные до сотого знака после запятой? Тем более что параллельные вселенные, как и Бог, ненаблюдаемы.

– Как считаете, возможно ли вообще доказать, что Бога нет? Могло бы что-то убедить в этом лично вас?

– Я думаю, опровергнуть теизм как таковой принципиально невозможно, точно так же как нельзя раз и навсегда опровергнуть и материализм. Теизм предполагает веру во всемогущего Бога-Творца, который трансцендентен (принципиально недоступен опытному познанию. – Прим. «АН») миру, сотворённому Им. Если рассуждать в этой логике, то людей можно сравнить с героями литературного произведения. Они живут в реальности, которая производна по отношению к сознанию автора книги. Гамлету не под силу опровергнуть существование Шекспира, который его придумал. Точно так же мы не сможем доказать отсутствие Творца, который находится за пределами видимой Вселенной.

Однако конкретные разновидности теизма вполне поддаются опровержению. Например, христиане верят, что Бог открыл Себя через Иисуса Христа, воскресив Его из мёртвых. И если однажды археологи найдут гробницу с прахом Иисуса или переписку апостолов, в которой обсуждались бы похищение тела Иисуса и инсценировка Его воскресения, то христианство можно будет считать опровергнутым. Ведь, как писал апостол Павел, если Христос не воскрес, то и вера наша тщетна.

Существует критерий фальсифицируемости, сформулированный известным философом науки Карлом Поппером. Согласно этому критерию, научная гипотеза не должна быть неприступной цитаделью, полностью защищённой от любых возможных контрдоводов. Всегда могут вскрыться факты, которые заставят признать её ложной. Когда британского биолога Джона Холдейна спросили, что могло бы заставить учёных отбросить теорию эволюции, он ответил: «Ископаемые кролики в докембрии». Так вот, гроб с телом Иисуса точно так же убедил бы нас в ложности христианства. Но за две тысячи лет ничего подобного противники христианства предъявить так и не смогли. Напротив, косвенные свидетельства указывают: апостолы действительно были уверены том, что их учитель, которого они считали Мессией, воскрес. В противном случае они бы просто разбежались, и на этом всё закончилось.

– Одна из первых ассоциаций, которую вызывает словосочетание «церковь и наука», – это сожжение Джордано Бруно, не так ли?

– Без христианства новоевропейская наука вообще бы не возникла. Христиане верят, что Бог мог сотворить мир каким угодно. Он мог сделать так, чтобы тяжёлые предметы падали быстрее лёгких, а мог наделить падающие тела одинаковой скоростью независимо от их массы. Божью волю невозможно предугадать, исходя из каких-то общих соображений. Бог просто ставит нас перед фактом, вот и всё. Поэтому законы природы надо исследовать с помощью экспериментального метода, а не полагаться на умозрение. Пока не измеришь – не поймёшь, как Бог всё устроил.

Именно номиналистская теология позднего Средневековья, делавшая упор на произвольности действий Бога, стала прелюдией к Научной революции, которая случилась в XVI-XVII веках (номинализм утверждал, что универсалии, т.е. общие понятия, не существуют самостоятельно; если средневековые реалисты настаивали: «Универсалия предшествует вещи», – то номиналисты возражали: «Универсалия после вещи». – Прим. «АН»). Показательно, что экспериментальное естествознание не возникло ни в Древней Греции, ни в Римской империи, ни в Китае, ни в Индии. Хотя по уровню технологического развития они не сильно уступали средневековой Европе, но там не было самого главного – веры в Бога-Творца.

Ну а с Джордано Бруно история сложная. Его сожгли не за научные изыскания – он ими в общем-то и не занимался в отличие от Галилея и Коперника, – а за религиозную ересь, в которой он отказался раскаиваться.

– Можете ли вы привести пример, когда церковь поспособствовала естественно-научному знанию, а чьи-то атеистические установки, наоборот, навредили ему?

– Таких примеров довольно много. Мой любимый связан с зарождением палеонтологии. Долгое время люди считали окаменелости вроде раковин или ископаемых листьев курьёзом, игрой природы, а не остатками реальных организмов, когда-то живших на Земле. Библейское сказание о потопе впервые натолкнуло натуралистов на мысль об органическом происхождении окаменелостей. Ископаемые раковины на вершинах холмов стали трактовать как следы Всемирного потопа и сравнивать их с современными видами. Это были первые шаги палеонтологии. Но противникам церкви не нравилось, что палеонтология придаёт достоверность библейскому мифу. Поэтому они принялись отрицать, что окаменелости имеют отношение к живым существам. В защиту этой точки зрения выступал Вольтер. Перефразируя известное выражение, он метил в церковь, но попал в науку.

– Известно высказывание Достоевского: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Близки ли вам эти слова?

– Насколько я помню, это высказывание любил цитировать философ Лев Шестов, который противопоставлял веру и разум, Афины и Иерусалим: Бог не укладывается в рациональные рассуждения, с помощью которых мы надеемся постичь истину, – но тем хуже для истины. Когда-то в юности я очень любил Шестова, и этот подход мне импонировал. Но сейчас я понимаю, что вера в Бога не хуже соответствует стандартам рациональности, чем материализм. Более того, она кажется мне даже более разумной, чем вера в слепой случай.

К этому выводу я пришёл отчасти под влиянием Алвина Плантинги и других представителей современной англо-американской философии религии. Будучи разновидностью аналитической философии, она апеллирует не к эмоциям, а к аргументам. Такой стиль рассуждений – все эти доводы и контрдоводы – может показаться скучным по сравнению с бескомпромиссными порывами рыцарей веры. Но зато он не даёт впасть в религиозный эскапизм и заставляет встречать вызовы современности лицом к лицу.

Поделиться Поделиться ВКонтакте Telegram Whatsapp Одноклассники Cсылка

Источник: argumenti.ru