В России рыбная отрасль потеряла около трети прибыли из-за роста налогов и издержек

Рыбопромышленная отрасль России вроде бы живее всех живых на фоне санкций. Страна входит в пятёрку крупнейших мировых производителей рыбы. По отдельным её видам (например, по лососёвым) выловлено на 30% больше, чем годом ранее, бурно развивается искусственное разведение. И хотя российским компаниям неплохо удаётся заместить западные рынки восточными, в 2022 г. рыбная отрасль потеряла около трети прибыли из-за роста налогов и издержек. А в нынешнем, вероятно, будет и того больше. Снижается потребление рыбы внутри самой России, особенно молодыми людьми, для которых её приготовление – слишком дорого, хлопотно и неэстетично.

Танец крабика

В Росрыболовстве сетуют, что сальдированный результат отрасли (прибыль до уплаты налогов за вычетом убытков) упал в прошлом году до 158 млрд рублей. В 2021 г. было 230 млрд, а в нынешнем, согласно прогнозам, – и вовсе 130–140 миллиардов. При этом выручка рыболовов растёт на 7% в год: суммарный оборот предприятий составил 866 млрд рублей. Но доходы съедаются ростом затрат на ремонт судов и покупку запчастей через третьи страны.

Кроме того, львиная доля экспорта приходилась на США и Европу. Например, из 95 тыс. тонн выловленного краба на экспорт ещё недавно уходило примерно 75 тыс. тонн, а в 2022 г. сумели продать за кордон менее 60 тыс. тонн. Хотя сама по себе российская рыба под европейские санкции не попала, а объём её экспорта в страны ЕС в 2022 г. даже вырос на 18, 7% – почти до 200 тыс. тонн (в основном это треска и минтай). Но партнёры и с российской, и с западной сторон дуют на воду. Кто знает, какие ещё меры экономического воздействия могут появиться в перспективе. Поэтому готовиться к очередным пакетам санкций, в которых может быть что угодно, начинают заранее. Прежде всего диверсифицируют поставки. Если у американского партнёра есть возможность без убытка купить краба не в России, он так и сделает без всяких окриков сверху. Аналогично российские компании по максимуму стараются насыщать китайский рынок, работа на котором меньше отягощена политическими рисками. При этом никто, разумеется, не отказывается и от десятилетиями наработанных контактов на Западе.

Основной убыток от санкций россияне несут из-за ухода западных компаний с нашего рынка. Например, рыбоводческие хозяйства Карелии, где выращивают до 70% российской форели, столкнулись с нехваткой комбикормов, когда ушли поставщики из Норвегии, Дании, Финляндии. И это может значительно увеличить стоимость рыбы. Те же краболовы ещё не рассчитались по программам строительства для них судов по федеральной программе. По словам главы Росрыболовства Ильи Шестакова, суммарный убыток российских верфей от строительства 105 судов для вылова рыбы и краба может составить около 42 млрд рублей.

Тем не менее Россия всё равно экспортирует втрое больше рыбы, чем сама покупает на внешних рынках. Объём производства товарной аквакультуры достиг 384 тыс. тонн, а 10 лет назад было вдвое меньше. Причём в лидерах по искусственному разведению лососёвых, карповых, сиговых, осетровых видов рыб и ценных морепродуктов не Дальний Восток, доставка рыбы с которого может съесть половину прибыли, а близкие к центрам потребления Северо-Запад и Азово-Черноморский бассейн. Наибольшую динамику показало производство мороженого мяса рыбы (включая фарш): прирост почти на 40% – до 36 тыс. тонн.

Но отрасль подводит снижение потребления рыбы в России. По самым оптимистичным оценкам, мы едим по 22 кг на душу населения в год. Это меньше, чем американцы и даже китайцы, и заметно ниже научно обоснованной нормы потребления рыбы в 28 кг на человека. По-хорошему, каждый человек должен есть рыбу в качестве основного блюда не менее двух раз в неделю. Но мы, увы, движемся в обратном направлении.

Главный парадокс в том, что российская молодёжь очень хочет питаться здоровой пищей, но от рыбы отказывается. Мы имеем настоящий обвал: в 2018 г. 55% россиян до 30 лет ели рыбу хотя бы раз в неделю, а в 2023 г. – только 21%. Во-первых, имеет значение цена, когда один стейк из лосося стоит в магазине около 1, 5 тыс. рублей. По данным Аналитического центра 
НАФИ, среди тех, кто сегодня может позволить себе покупать рыбу и рыбопродукты, 70% относят себя к «обеспеченным». Среди российских регионов ближе всех к рекомендациям по здоровому питанию Москва: в столице на каждого жителя приходится 26 кг рыбы в год, а 300 ресторанов и тысячи сетевых магазинов участвуют в «рыбных неделях».

Во-вторых, проблема в том, что молодёжь не хочет связываться с приготовлением рыбы. «Им неинтересно потрошить и выковыривать «вкусняшки», как это делало старшее поколение», – подтверждает замруководителя Росрыболовства Василий Соколов. Рыба быстро портится и практически не продаётся в удобной для употребления «на ходу» форме. Наиболее востребован молодыми формат «суши-роллы», которые можно заказать на вечеринку и «не париться», но в нём рыба – лишь один из компонентов. К тому же многие юные респонденты, согласно опросам, хотят, чтобы «рыба не пахла рыбой». То есть не факт, что нынешняя молодёжь начнёт усиленно потреблять рыбу, даже когда сможет зарабатывать себе на форель.

При этом в России на 15% в год растёт потребление красной икры. А старшие поколения активно покупают дешёвые виды рыбы вроде сельди, кильки или сайры. Хотя в десятке самых доступных уже отсутствует астраханская вобла – ранее самая популярная «народная» рыба. По данным ВАРПЭ, улов этой рыбы сократился в 100 раз за последние 100 лет, составив (по плану) 1100 тонн в 2023 году. Причины, понятно, в браконьерстве, хотя и экологические проблемы Волги тоже играют свою роль.

Протащили «под килем»

Разумеется, на объём и качество улова влияет и качество рыболовного флота. А оно ещё недавно выглядело критическим. Если в начале XXI века Россия имела 55% судов старше «нормативного срока», то к 2016 г. их было уже около 94%. Как рассказывали «АН», средний возраст российского траулера составлял тогда около 29 лет, а сегодня перевалил за 30. Правда, при упоминании этой цифры на профессиональных конференциях весь проправительственный сегмент оживляется: дескать, такой же средний возраст в хвалёной Норвегии и ряде стран Евросоюза. Однако разница по техобслуживанию судов колоссальная: к 30 годам у норвежского «старичка» чуть ли не каждый механизм заменён по одному-два раза. А в Россию из-за высоких пошлин даже до санкционной войны сложно было импортировать запчасти. Судов советской постройки, которым импорт не нужен, очень мало.

За последние 10 лет на металлолом пошло около 1300 судов, а пополнение составило 590 единиц. Новых среди них – не более 10%, а отечественной постройки – ещё меньше. Учитывая, что средний возраст списания корабля (и то при условии своевременного ремонта) составляет 32–35 лет, то отрасль неминуемо должна начать терять тоннаж судов и объёмы вылова. А государству пришлось бы платить безработным рыбакам пособия, вместо того чтобы получать с них налоги.

Чиновники в министерствах годами полагали, что разжиревший рыбный бизнес в очередной раз купит «подержанные иномарки». До них долго доходило, что такого количества крупнотоннажных судов на рынке просто нет. А значит, рыбакам грозило эксплуатировать существующий флот до полного износа и с большой долей вероятности породить свою «Булгарию». Главная проблема – отсутствие длинных недорогих кредитов. Новый корабль владельцу 1–2 траулеров не потянуть, даже в залог нечего отдать. Ему предлагали дикие условия кредитования – за 20% в год. Притом что кораблик имеет шанс окупиться в Баренцевом море за 7 лет, а в Финском заливе и 30 лет может оказаться мало.

При этом пошлина на ввоз кораблей из-за границы кусалась и в середине 2010‑х – 23%. Что делать российскому хозяину? Он таки брал подержанную иномарку, но её не растаможивал и в российские порты на ней не заходил: рыбачил под триколором и сдавал улов в Норвегии или Корее. То есть ту самую рыбу, которую Россия потом импортировала. Когда до российских чиновников наконец дошло, что происходит, появилась схема «квоты в обмен на инвестиции» (или «квоты под киль»): то есть получил разрешение на вылов определённого количества минтая или сельди – обязан построить одно или несколько судов.

По словам руководителя лаборатории социальных исследований Института региональных проблем Петра Кирьяна, инвестквоты – часть новых правил игры, которые ставят во главу угла долгосрочные цели: рост вылова, обновление парка судов, развитие переработки, сохранение рабочих мест. В 2021 г. среднемесячная зарплата в рыболовецкой отрасли впервые превысила 100 тыс. рублей. Выручка в судостроении выросла почти втрое, верфи загружены заказами рыбаков на несколько лет вперёд. Эксперты говорят о мультипликативном эффекте: одно рабочее место в судостроении создаёт 7–8 рабочих мест в смежных отраслях.

Другое дело, что «квоты под киль» выгодны крупным компаниям. Обратной стороной процесса стало недовольство небольших рыбопромысловых компаний. Раньше квоты распределялись по «историческому» принципу – пропорционально улову за последние 10–20 лет. А сегодня «святая святых» у них стали отбирать в пользу тех, кто строит новые корабли. Уже 50% квот на вылов краба – это инвестиционные «квоты под киль».

Со стороны проблемы небольших артелей неважны. Какая потребителю разница, кто досыта накормит его дешёвой рыбой? Какая разница бюджету, откуда придут налоги? Но разница, конечно, есть. Ведь в Мурманске или Владивостоке многие рыбаки тянут лямку, пока сами себе хозяева. Для них промысел – часть образа жизни, а по конвейерному принципу они работать не будут. К тому же все мы со школы знаем, что крупняк всегда стремится к монополии, чтобы определять цены. Которые высоки даже сейчас.

Источник: argumenti.ru